Графские меандры Александра Гриценко, или постмодернизм в литературе

Альфред Николаевич Бодров,

член Союза журналистов России,

кандидат в члены Интернационального Союза писателей (ИСП), награжден дипломом «За видный вклад в сохранение традиционных языковых и нравственных ценностей Российского государства» ИД Максима Бурдина

 

 Рецензия: А. Н. Гриценко. Триумвират. Миссия: спасти Наполеона. Рассказ. – Гусариум. – М: Снежный Ком, 2013.

1

В 2013 г. продюсер, писатель и глава ИСП Александр Николаевич Гриценко опубликовал рассказ «Триумвират. Миссия: спасти Наполеона», который стилистически, по признанию автора, относится к текстам постмодернизма в литературе. Непредвзятый читатель не может не уловить различие между реалистическим и так называемым постмодернистским сюжетом.

Повествование начинается с ироничного описания творческого эпизода жизни Льва Николаевича Толстого во время работы над романом «Война и мир», когда он требовал от окружающих военного антуража.

Высший класс любого писателя в том, чтобы создать у читателя эффект присутствия, и это вполне удается Александру Гриценко: «Граф зевнул, глянул в открытое окно, обмакнул перо в чернила и взялся писать. За работой Лев Николаевич всегда сосредотачивался сверх меры, шептал, щурил глаз, горбился и сжимался, что смотрелось нелепо при его дородной фигуре. Выглядело так, словно писатель хочет втиснуться в желтоватый квадрат листа, будто лист – заветное оконце в неведомый дивный мир. Толстой хорошо знал про свою особенность. Однако старая привычка, взятая еще в нелюбимой казанской „бурсе“, никак не исчезала».

Но вот незадача: вместо того чтобы плодотворно воплотить образ дуба и раненого Андрея Болконского возле него, великий писатель составляет «Целеполагание на день». Как ни странно покажется, в нем есть место и для «Войны и мира»:

«Потом подумал немного и продолжал.

1. Обливаться ледяной водой.
2. Пить чай на веранде.
3. Велеть Димитрию починить тын вокруг выгона.
4. Пройти не менее версты до реки.
5. Купаться в реке.
6. Полить Деревце Сефирот.
7. На обед отказаться от мясного, но ежели куропатку подадут – сильно не упрямиться.
8. После обеда – сон, потом обливание.
9. Работать над В и М (! убить Наполеона!).
10. Обратить трех мужиков к внутренней гармонии.

 ***

Продолжая ироничный характер описания одного дня из жизни Льва Толстого, автор «Триумвирата» подмечает:

«Тут Лев Николаевич нахмурился, выпростал из увесистого кулака палец и зачем-то погрозил своему отражению в блестящей поверхности большого самовара. Потом вымарал „трех“ и надписал сверху „не менее дюжины“. И добавил: „Ежели не обратятся – пороть“. Он призадумался. План выходил хороший, но чересчур насыщенный. Тем более что ввечеру должен подтянуться из Бирюковки Савва Тимофеевич и придется как пить дать метнуть с ним банчок. А это значило, что нужно давать распоряжения насчет вина и табаку и закуски и много чего еще. Да и времени оставалось мало. Следовало от чего-то отказаться. На первый взгляд роман казался важнее, но тут встали пред графом как наяву негармоничные, угрюмые мужики и дело решилось. От пункта девять Толстой провел жирную черту, увенчал ее стрелой и подписал „Триумвират“. Потом встал и вышел вон. За графом поднялся и самовар, влекомый силами двух дюжих слуг».

***

Далее идет замечательная сцена с обливанием: граф вышел во двор, сбросил с себя халат, оставшись нагишом, ухватил бадью с ключевой водой и опрокинул ее на себя, с удовольствием крякнув. Рассказ много потерял от того, что автор не воспользовался благоприятным случаем описать особенности интимных мест на дородной фигуре отца русской революции. Хотелось бы, конечно, знать и представить, насколько они гармоничны, или наоборот, в диссонансе. Впрочем, можно простить этот небольшой творческий промах из-за того, что произведение будут читать некоторые из тех, кто ориентируется на новомодные аксиологические ценности, и могут не в ту сторону включить свое воображение, по этой причине не дочитав до конца литературный постмодернизм.

***

Пожалуй, пристального внимания к себе заслуживает «тайная гвардия», которую граф в своем «Целеполагании на день» обозначил кратко, но весьма символично: «триумвират». Она в рассказе присутствует как бы в двух ипостасях: то ли в натуре живые помощники в творческом процессе графа, то ли существующие в больном воображении хозяина усадьбы, или даже в воспаленном сознании самоотстранившегося рассказчика. Как бы там ни было, но в пересказе Гриценко тринитарий, фигурирующий в заголовке, имеет также символический смысл, намекающий на исторический триумвират европейских монархов-победителей в наполеоновских войнах и организовавших Венский конгресс 1815 года. Гувернер-француз Сен-Том (почему-то по ассоциации хочется назвать Сетон-Томпсон), учитель Тихон из бывших крепостных и знакомец по временам Кавказской военной кампании казак Сагайдаш составили автору «Севастопольских рассказов» надежную опору в написании «В и М», то есть «Война и мир», как это помечено в том же «Целеполагании».

***

Замечательны характеристики каждого из членов этой гвардии, особенно француза и учителя. «Ближе всего стоял бывший гувернер Сен-Том, тощий седой старик с длинным носом и упрямым подбородком. Гувернеру принадлежала большая часть французского текста в романе – граф неплохо изъяснялся и читал на языке Руссо, но писать категорически не любил. Рядом с французом расположился Тихон, бывший крепостной, а ныне учитель в крестьянской школе, человек хитрый и язвительный, мастер до всяческих интриг и неожиданных сюжетных меандров. В дальнем конце стола высился Степан Сагайдаш – знакомец графа по кавказским делам. Сагайдаш и в литературе оставался лихим казаком, любил описывать сражения и воинскую доблесть. Его усилиями литературный вариант сражения под Аустерлицем чуть не закончился безоговорочной победой союзников. Однако Лев Николаевич не дал таланту развернуться. Напомнил Степану про историческую достоверность и сцену переписал». Своевременное замечание об исторической достоверности мы здесь привели не случайно, имея в виду далеко не шуточные баталии вокруг этого детского вопроса. В этом месте рассказчик с отстраненным сознанием передает перепалку, якобы состоявшуюся наяву с его оппонентами, после чего автор переходит к своему излюбленному коктейлю из нарезок графских и собственных сюжетных меандров, то есть извилин и перипетий. Эпизод касался плана Пьера Безухова с покушением на самопровозглашенного императора Наполеона в центре Москвы.

2

Авторская позиция, приписываемая его литературным персонажам, не редкость в литературе. Например, в том же «В и М» Толстой мыслями своего героя передает идею «непротивления злу насилием». Вот и в данном случае автор приписывает графу почти банальную мысль в современном фантике, мол, «правда искусства и правда жизни – понятия несовместные». Впрочем, мы не знаем, говорил ли это Толстой, и именно в этой стилистике, но очевидно, что едва ли в конце XIX века в обиходе сохранилось пушкинское «несовместный», тем более в начале ХХ столетия, но и современное «несовместимый» едва ли встречалось. Тем не менее отстраненный от текста автор добивается живости образа и реальности сцены в закутке сада.

***

Несмотря на уход модерна от классических форм литературного процесса, постмодернизм, однако, не теряет принципа преемственности. В данном случае мы имеем в виду такие обязательные разделы повествования, как «завязка», «конфликт», «кульминация», «развязка» и «финал».

Диалог севастопольского героя со своими «тайными советниками» по поводу дальнейшей судьбы французского пришельца вполне, на наш взгляд, отвечает понятию «конфликт». Читателю теперь нетрудно будет разобраться в сюжетном пастише, получившем постмодернистское отражение в кульминации рассказа. Смысл конфликта прост, как плинтус: быть или не быть покушению? Если быть, то корсиканского инородца следует спасти, ибо он не сможет удачно форсировать Березину, увернувшись от русских гусар-ротозеев, а русский шахматист Петров не составил бы 14-ходовую задачу «Бегство Наполеона из Москвы». Это будет правда жизни. Если не быть, это нарушит силу искусства. Тогда придется писать о том, как граф землю пахал, оказавшись в качестве хлебопашца предтечей коллективизации, и уж не миновал бы он ни ярлыка, ни участи кулака, борода и «Дикий помещик» не помогли бы. Эта дилемма всей своей правдой жизни вошла составным элементом в авторский заголовок рассказа. Между прочим, можно допустить, что это ложный след, как говорят шахматные этюдисты, ненадлежащий конфликт, ему должно предшествовать развитие сюжета, и мы с удовольствием следим за стилизованными меандрами.

***

Здесь не случайно употреблено слово «стилизованный». Дело в том, что творческий триумвират в лице «тайной гвардии» Льва Великолепного сочинил тексты, стилизованные под «В и М» с главным героем Петром Безбородко вместо Пьера Безухова, противопоставив их друг другу. В качестве примера покажем наиболее яркие и характерные фрагменты из текстов, которые помогут глубже вникнуть в смысл литературного постмодернизма.

«Граф Петр Безбородко шел осторожно. Он понимал – его благородное лицо и простой костюм могут вызвать подозрения. Если французскому патрулю станет непонятно, к какому сословию он принадлежит, то его непременно остановят, обнаружат оружие и задержат. Приходилось прятать лицо, идти кургузой нелепой походкой.

Хотя… Даже если…

Петр твердо решил не сдаваться живым и в случае угрозы сопротивляться до последнего.

Пробираясь переулками до Поварской улицы, он думал о своей миссии. Он понимал – подойти близко к императору не удастся. Но Петр также знал, что его умения хватит, и он издали прострелит голову тирана. Один выстрел – один тиран. Всё чинно и ладно.

Граф Петр Безбородко понимал: его наверняка убьют, но цель оправдывала средства. Кроме того, его портрет повесят в скрытой комнате учебных заведений всего мира. В этих комнатах, втайне от других детей, учатся молодые англомасоны. Их отыскивают по талантам в детстве, а потом учат особенным наукам.

Это стало возможно лишь недавно, после того, как многие педагоги различных учебных заведений были посвящены. Они имели небольшой градус посвящения, но, чтобы выделить таланты, запугать неокрепшие детские души и подчинить Великой Идее, больше и не нужно. Отъем у родителей их чад совершали тайные службы стран, в которых работали англомасоны. Они уверяли, что дети нужны великому служению, их талант необходим Отечеству. Несговорчивых родителей попросту убивали».

***

«– С вами желают говорить, мон ами, – схватил за руку и повлек Пьера в самую гущу языческой пляски. Угольные и карминные, изумрудные и золотые взметнулись перед Безуховым праздничные покровы парижан. Петухи с острыми клювами, многоглазые восточные демоны и усатые рыбы вдруг расступились, открывая глаз бури – поляну спокойствия в буйстве красок. Там за изящным белым столиком на табурете неподвижно сидела Смерть. Одежды Таната были черны и, казалось, вырастали из жирной вспаханной червями земли. Хищно и не иллюзорно поблескивало лезвие косы. Рядом с мрачным ангелом был свободный стул, и Пьер, внутренне содрогаясь, примостился на нем. Карлик тут же поставил на стол кувшин с вином, разлил рубиновый сок по бокалам. Потом была беседа. Смерть говорила с Безуховым на русском языке. Звучный и сильный голос набатно вздымался в голове графа. Вскоре он стал отвечать и увлекся беседою. Речь шла о роли человека в истории и о том, как годами выстраиваются цепи тончайших взаимосвязей, порождающих чудо прогресса и цивилизации. И теперь так долго выстраиваемое здание может рухнуть из-за одного недостойного.

– Корсиканец, – возвестила Смерть, – враг человечества. Он идет, точно обезумевший слон в густом лесу. Без цели, без смысла, не разбирая дороги. Сокрушает устои, ниспровергает традиции. Его гвардейцы берут под конюшни древние святыни веры и омывают грязные лица свои в крестильных купелях. Новый Аттила, варвар без идеалов. Он должен быть ниспровергнут».

***

Вот как описывается приготовление Пьера Безухова к покушению на французского оккупанта: он надел просторные порты вместо господского платья, затем «взял пистолет с вырезным ложем, что накануне приготовил для него Герасим, и спрятал его под рубахой. Не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал он сам с собой, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что тот хотел убить Наполеона кинжалом. Пистолет был вычищен и приведен в боевую готовность. Особая пуля, содержащая яд с сильным нейротоксином, имела на себе особую насечку – три буквы „LMN“ – заглавие французской фразы, гласящей „Смерть Наполеону!“. Уверенный в огнестрельном оружии Пьер всё же взял и кинжал – трехгранный шип, кованный из темной стали, и спрятал его в потайной карман на рукаве».

Не забыт и московский пожар во время французского нашествия: «Внезапно особняк, мимо которого проходил Безухов, явил в окнах багряные языки пламени, а через мгновение на улицу вырвался огненный демон. Яростные персты жара простерлись над мостовой, жирный черный дым заволок всё кругом. Послышался стон и треск – это разрушалась крыша. Пыль взметнулась, мешаясь с клубящейся тьмой пожара. Во все стороны полетели пылающие головни. Люди кричали, потерявшись в дыму. На Безухова выскочил французский солдат с обожженным лицом, попытался уцепиться за рукав. Безухов оттолкнул француза. Тот упал навзничь, да так и остался лежать, нелепо-опрятный в своем бело-синем мундире. Пьер почувствовал растерянность. Он был готов к встрече с человеком, но не со стихией. Куда бежать, где искать выход во внезапно нахлынувшей тьме – было решительно непонятно. Между тем едкий дым попал в легкие и Пьер стал задыхаться».

«Гусары неслись за ними по пятам. От дикой этой скачки их шарфы размотались, и потусторонняя сущность преследователей стала очевидной. Бледные неподвижные лица, ввалившиеся щеки, зашитые рты и глаза, тлеющие как болотные огни. За Пьером по пятам шли покойники. Иной человек испугался бы, но граф обрадовался. От мертвецов у него было средство. В ладанке на груди он носил зуб святого Георгия, зачарованный на борьбу с потусторонним воздействием лучшими теургами Ордена. Нужно было только выждать подходящий момент. И вот, словно ощутив противную жизни сущность, бытие дрогнуло и явило чудо. Осенние тучи разъялись, и водопад солнечных лучей ринулся к земле, отразился от золоченого шелома Николы Явленного и ударил в мертвецов чудесными копьями небесного воинства. Черные гусары издали глухие стоны – зашитые рты не позволяли им кричать. Тогда Пьер сорвал ладанку с шеи и, сопроводив снаряд несколькими словами на арамейском, метнул оружие во врага. Эффект не заставил себя ждать. Всадники точно попали под пушечный удар с редута. Их враз посекло и покромсало в клочья. Грудами черной сажи осели посланцы французского доктора на московские камни. В тот же миг магистр тайных наук, медик и колдун Жан Корвизар рухнул замертво. Наполеон, лишившийся оккультной поддержки, поднял голову к небу и увидал сложившийся в кутерьме туч недобрый знак – безмятежный и древний лик Египетского Сфинкса».

Не правда ли, очень достоверно и образно?

Словно соревнуясь между собой, каждый из творческого триумвирата старался батальные сцены расписать как можно ярче, интригующе и правдивее. Не ударил лицом в грязь и Степан Сайгадаш, описывая погоню двенадцати черных гусар за Пьером Безуховым, оказавшимся на русский лад Петром Безбородко.

***

Читаем дальше:

«Прочитав творение подопечного ему писательского триумвирата, Лев Николаевич впал в задумчивость. С одной стороны, его порадовала живость повествования, энергичность языка и смелые сюжетные повороты, с другой – граф не мог так сразу принять столь вольную трактовку общеизвестных исторических фактов. Да что там говорить – не трактовку даже, а безжалостное их искажение». Скажем мимоходом, что словосочетание «безжалостное искажение исторических фактов» до сих пор остается актуальным элементом современности.

3

Замечательна по своему колориту встреча графа с Минором:

«Лев Николаевич от неожиданности отпрянул. Он совсем уже был ошарашен, когда увидел своего учителя иврита раввина Минора выходящим из-за вишенки.

– Шалом, – мягко произнес раввин.

– С добрым вечером, – нерешительно ответил Лев Николаевич. Потом, осмелев, добавил: – Но позвольте, рабби, что вы делаете у меня в саду, за моим деревом?.. Я, конечно, не против – делайте там что хотите… Но я не знаю, вполне ли это соответствует вашему чину и статусу… Всё же раввин Минор…

– Вы не вполне правы, Лев Николаевич: во-первых, я не тот раввин Минор, которого вы знали, а во-вторых, я появился не из-за дерева, а из… как бы это сказать… другого мира, идущего с вашим миром, словно два солдата в ногу, но никогда не сталкивающегося с ним… Это мир, которым мог бы стать ваш мир, при некоторых обстоятельствах…

– Какие же обстоятельства меняют миры?

– Разные… В данном случае это было убийство Петром Безбородко Наполеона Бонапарта в сентябре 1812 года…

– Тьфу ты… – в сердцах крякнул граф. – Да это же мои писаки придумали! Этого же не было…

– Ваши уважаемые литературные помощники не придумали этот не имевший места в вашей истории факт, а магически прозрели одну из вероятностных линий, могущих изменить мир».

В диалоге между правдой искусства и правдой жизни творческий триумвират отдавал предпочтение первому, в отличие от великого графа, для которого правда жизни была предпочтительнее, чем художественное украшательство.

В чем же сила искусства? Разумеется, не в его «правде», с которой искусство отродясь не спало, достаточно вспомнить для этого картины Босха или офорты Ф. Гойя с их уродливыми образами (явившись во сне, заикаться заставят). Тогда в чем же? В фантасмагории. Да-да, в ней, и только в ней. Чем достовернее и правдивее она выглядит, тем сильнее ее воздействие на отрешенное сознание читателя и зрителя. Возьмем, к примеру, «Ночь перед Рождеством, или Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя и Венечки Ерофеева «Москва – Петушки». Правда искусства, на наш взгляд, видится в том, что фантасмагория представлена реальностью, а реальность не иначе как фантасмагория, так сказать, все навыверт.

***

Если следовать классическим правилам литературного процесса, то в анализируемом тексте, на первый взгляд, отсутствует действительный конфликт в произведении, или, по крайней мере, читателю дается возможность самому его отыскать и найти в развитии текста свидетельства о путях его разрешения. По большому счету, конфликт в рассказе следует искать в философии о добре и зле. «Дубина войны», несомненно, для Толстого это зло, но можно ли его одолеть путем «непротивления» насилием? В романе-эпопее «В и М» вопрос поставлен, но он остался открытым.

***

«Наполеон пребывал в расстроенных чувствах, он не ожидал, что москвичи и Александр, которого он одновременно ненавидел и любил, откажутся проявить учтивость. О, неблагодарные русские! Он всего-то и хотел занять Москву, эту древнюю азиатскую столицу. И дать им свободу! Он просто заключил бы мир на лучших условиях, чем это было. А потом он бы ушел. Как они этого не поняли!

Они должны были прислать делегацию и вручить ему ключи от городских ворот. Такие правила!»

Вот он, действительный конфликт в рассказе, если угодно. Как предполагал корсиканский пришелец его разрешить? В тексте он разрешен не в пользу французского императора:

«Еще несколько дней назад он мечтал, что возьмет и эту столицу. Так же, как Вену и Каир.

О, какое это чувство! Стоять на холме и смотреть на город, который в скором времени будет взят. Это сравнимо только с тем, когда ты смотришь на еще нетронутую девушку и понимаешь, что ночью она будет твоей. О, предвкушение! Великое слово! Вкус сладости на губах…

Император давно заметил, что город до взятия и после имеет ту же сущность, как женщина до и после обладания ею: все преграды разрушены, и она подчинена мужской силе, покорена!

И тут самцом, несущим свою суть, должен был стать он. Но всё пошло не так, как он предполагал…».

4

Придирчивый читатель, мало доверяющий литературной критике, непременно спросит: «А кульминация где?» Есть и кульминация:

«Теперь он понимал, что времени осталось мало, поэтому к Арбату двинулся рысью. И вот уже впереди Серебряный переулок, показались белые стены древнего храма Николая Чудотворца и кавалькада всадников, а далее поезд императора Франции – Наполеона.

Нужно остановиться… Нет, наоборот – бежать. Необходимо сделать вид, будто он хочет предупредить императора об опасности, о готовящемся покушении. На нем форма гвардии. Это старые вояки, которые прошли с Бонапартом от Египта. Его пропустят. Потом он выстрелит в упор. И попытается скрыться».

Вслед за кульминацией последовала развязка:

«Петр почувствовал неладное. Так уже было однажды. Еще учеником-масоном его посвятили в великую тайну… С помощью магических пасов учитель сотворил колдовство, и тело Петра засветилось, он почувствовал, будто перегородка, отделяющая сущее и тонкое бытие, стала невещественной, прозрачной, он увидел что-то. Что-то неясное. Учитель сказал – это параллельные миры.

По ощущению сейчас произошло что-то подобное.

И тут же просвистела сталь. Петр чуть было не остался без головы. Какой-то человек, по виду малоросс, промахнувшись саблей, ударил графа кулаком в лицо. Белый свет стал черным.

Раввин Минор бормотал что-то непонятное. Потом обратился к триумвирату:

– Готовьтесь. Сейчас всё будет.

– Отче наш… – начал молиться Степан.

Троица очутилась на улицах разоренной Москвы. А чуть впереди их шел тот, кого они должны были убить, – Петр Безбородко. Не хотел этого Сагайдаш, но ничего не поделаешь, он взмахнул саблей, но граф увернулся. Казак добавил кулаком и достал пистолеты.

К троице побежали от поезда Наполеона.

– Peuplement! – Солдаты заметили, что трое неизвестных хотят убить гвардейца, и решили помочь соотечественнику».

***

Взвалив на себя непосильную ношу защитника Москвы и всей России, граф Петр Безбородко обязал себя миссией убить императора Наполеона, почти настигнув его кортеж в одном из арбатских переулков невдалеке от храма Николы Чудотворца. Однако триумвират в лице Сен-Тома, Тихона и Степана Сайгадаша исполнила диаметрально противоположную миссию спасения корсиканского авантюриста, повергнув великорусского англомасонского террориста Петра Безбородко, породившего в больном воображении критика будущий образ охотника за процентщицами Раскольникова.

5

Теперь настало время для финалов, которых можно насчитать не менее трех. Первый из них фантасмагоричный:

«Весело заухал скорострельный „Калашников“ в руке Сен-Тома.

Семь раз. И каждый раз падал кто-то из солдат. Французы поняли, что это волшебство, и дрогнули. Да, они отважны до безрассудства, но сопротивляться волшебству не могли».

Следом содержится ложная концовка:

«Минор наклонился к самому уху графа:

– Англичане не торгуют больше у нас. Это очень хорошо, скажу я вам. И всё остальное вернулось. Они не брали Парижа. Но есть одна небольшая разница…

– В чем же?

– В этих самых кафе… Бистро вернулись – и в Москве, и в Париже. Но и эти остались почему-то… Те, которые в честь английского капитана. Причем никто его и знать не знает, и слыхом не слыхивал, потому что ему отваги своей проявить не удалось. Но кафе остались. Так их и зовут, а почему – не знают. Пути Создателя неисповедимы. Другими словами: хроновыверт получился…

– И как же их называют?

– Макдональдсами кличут.

– И правда, выверт какой-то, а не слово…

Лев Толстой недоуменно посмотрел на раввина. Минор всем видом показывал, что знает больше, чем сказал. Граф Толстой подумал: «Придуривается. Нечего тут знать. Зла в этом нет. Макдональдсы так Макдональдсы. А мне пора обличать неправду и зло. Начну это делать в воскресенье, – граф тепло улыбнулся, – и роман так назову. „Воскресение“. Очень красивое название. Думаю, издателям понравится, и читатели будут покупать».

А между тем раввин Минор знал, о чем думал Лев Николаевич Толстой. Кроме того, он знал, куда это всё его заведет… но святой раввин молчал».

Завершается повествование авторской философской мыслью, по ассоциации напоминающей пушкинское «народ безмолвствует»:

«Будущее должно быть безмолвным».

***

В обобщенном виде анализируемое произведение с полным правом можно отнести к литературному жанру фельетона, забытого в наши дни. Разумеется, фельетона не на графа Л. Н. Толстого, а на литературный постмодернизм как творческое направление. Подражая методу Зюскинда в «Парфюмере», А. Н. Гриценко вносит в рассказ «Триумвират. Миссия: спасти Наполеона» особенности собственного стиля, языка и структуры образов, создавая тем самым аллюзии реальности в описании событий, фактов и характеров, сочетая их с типичными признаками постмодернизма, к коим относят иронию, сарказм, гротеск, парадоксы, «выверты» и «хроновыверты», смесь реальности с фантасмагорией, шарж, многое другое в том же духе.

Любознательный читатель обратит внимание, что в рассказе четко прослеживаются творческие принципы Льва Николаевича Толстого, так сказать, его кредо и ориентиры. Гриценко не пародирует роман «Война и мир», он в нелинейной форме от фразы к фразе добивается полноты образа Толстого, реалистического восприятия картины московской жизни во время французской оккупации, а также творческого почерка великого русского писателя. Реализм – это то, что не всегда имело место, но не могло не быть, тогда как в постмодернизме мы видим такую фантасмагорию, которая не только не происходила, но и произойти не могла ни при каких обстоятельствах, но благодаря писательскому воображению читатели в нее верят скорее, чем в реальности жизни.

***

Литературный модернизм широкое распространение получил в мировой культуре главным образом после Второй мировой войны. Несмотря на господство метода соцреализма, в СССР это направление в той или иной форме не могло не пробить себе дорогу. Отечественная критика находит его черты, как ни парадоксально звучит, в «Пушкинском доме» Андрея Битова, не говоря об американском писателе русского происхождения Владимире Набокове, авторе не только «Лолиты», но и романа «Ада».

С наступлением перестроечных времен отечественная литература пополнила собой сокровищницу постмодернизма произведениями В. Ерофеева, В. Сорокина и другими. В этом же ряду свое место занял Александр Николаевич Гриценко.

 

Опубликовано 02.10.2020 в 16:55 в рубрике Писательский блог.