Интернациональный Союз писателей и Лев Лапкин в память о Науме Коржавине

22 июня текущего года не стало Наума Коржавина (настоящая фамилия — Ма́ндель)   -русского поэта, прозаика-публициста, переводчика, драматурга, мемуариста.

Вряд ли его поэзия известна широкой публике,  но то, что среди почитателей его таланта есть настоящие ценители и профессионалы – факт.

Один из них – писатель-современник Лев Лапкин. По его мнению,

« Коржавин — при том, что он написал немного — поэт, который оставит более весомый след в литературе, чем Бродский. Со временем…».

И в память об этой многогранной личности Лев Яковлевич Лапкин написал небольшую статью под названием «Не уходи, Эмка!».

В какие годы жил поэт, его увлечения , каким запомнили его друзья – такой небольшой экскурс  по жизни и творчеству поэта проведет писатель –современник Лев Лапкин.

Ознакомиться со статьей ниже:

 

Не уходи, Эмка!

 Меня, как видно, Бог не звал

И вкусом не снабдил утонченным.

Я с детства полюбил овал,

За то, что он такой законченный.

 

Сколько книг нужно написать поэту, чтобы найти дорогу к сердцам современников? Всегда ли важно, чтобы его стихи были опубликованы?

Иногда достаточно одной книги, чтобы навсегда остаться в истории литературы. «Песнь Песней» Соломона, «Похвала глупости» Эразма Роттердамского, «Горе от ума» А. С. Грибоедова, «Конек-горбунок» П. П. Ершова.

Поэт Наум Коржавин, друзья звали его Эмкой, написал немного. Публикация в сборнике «Тарусские страницы», Калуга, 1961 год. Первая книга стихов «Годы» издана в Москве в 1963 г., когда поэту было 38 лет. Вторая, «Времена», и третья, «Сплетения», – во Франкфурте-на-Майне в 1976 и 1981 гг. Коржавину было уже 51 и 66 лет соответственно. Еще одна книга – «На скосе века: Стихи и поэмы» вышла в Москве в 2008 г. Сборники «В Москву» и «Время дано». Статьи и рецензии в «Новом мире», отличающиеся ярко заточенными фразами и бескомпромиссностью, книга воспоминаний «В соблазнах кровавой эпохи», спектакль в театре Станиславского по его пьесе «Однажды в двадцатом» (1967).

Прожита огромная жизнь. В ней нашлось место, казалось бы, несовместимому.

Увлечение личностью Сталина, разочарование в идеях коммунизма и социализма. Арест по обвинению в «космополитизме», семь лет на Лубянке и в Сибири. Атеист Эммануил Мандель становится православным Наумом Коржавиным. Письма в поддержку А. Солженицына, в защиту Галанскова и Гинзбурга, против процесса над Синявским и Даниэлем.

Стихи Коржавина переписывались от руки и издавались в самиздате. Его очень любили: столица любит чудаков. В 1973 г., в период брежневского безвременья («Что такое брежневщина? Это сталинщина без Сталина»), покинул СССР, уехал в США, в Бостон, был членом редколлегии «Континента». Уехал из-за «нехватки воздуха для жизни». Никогда не считал себя диссидентом. «Покидал Россию, преследуя отнюдь не политические цели». Чувствовал депрессию, страдал из-за отрыва от русской почвы. В спорах «русофобов» и «русофилов» занимал «русофильскую» позицию, отстаивал традиции русской культуры. В публицистике 1990–2000-х годов выступал как против коммунизма, так и против радикального либерализма, упрекая последний в непродуманной и безответственной политике. Определял себя то как либерального консерватора, то как «свирепого либерала». Когда эмигранты 3-ей волны (Аксенов, Войнович, Максимов) перестали считаться врагами, Коржавин одним из первых стал приезжать в Москву, участвовал в поэтических вечерах.

Его стихи, консервативные по форме и бунтарские по мысли и содержанию, отличаются точностью лепки, мощной фактурой и весомой конкретностью слова.

Не так много страниц в антологии русской поэзии занимают его поэтические строки, и тем не менее несколько поколений поэтов испытали несомненное влияние как поэтики, так и благородной личности Коржавина, в характере которого сочетались мудрость и рассудительность Санчо Пансы с пылкостью и неудержимостью Дон-Кихота. Именно личности. Он дал нам пример того, как можно жить в любых условиях с оглядкой только на совесть. Наум Коржавин оставался верен себе – в ссылке, в Москве, в Бостоне. Был человеком, который не пошел на уступки и никогда не искал легких путей. Ирина Чайковская назвала его «последним защитником вечных истин».

              «Я просто русским был поэтом в года, доставшиеся мне…» А какие годы ему достались?

1947. Сталинизм, основа системы, где каждый человек – лишь винтик государства. 1956. Хрущевская оттепель, открывшая на время перспективы развитию личности человека и его чувства собственного достоинства. 1972. Первые брежневские «заморозки», узаконившие ложь как единственный способ существования в этом обществе.

«Ни к чему, ни к чему, ни к чему полуночные бденья/ и мечты, что проснешься в каком-нибудь веке другом./ Время? Время дано. Это не подлежит обсужденью./ Подлежишь обсуждению ты, разместившийся в нем».

Для него не существовало ни цензуры, ни партии, руководящей и вдохновляющей силы… Ни принятых норм и правил советского общества. Многие писатели в шестидесятые годы остро и болезненно ощущали безопасный предел дозволенного. Наум Коржавин, видимо, никогда об этом пределе не размышлял. Ни в сталинские, ни в брежневские, ни в последующие времена. Не выпячивал собственную гражданскую смелость. И не считал себя пророком.

«Ей жить бы хотелось иначе,/ носить драгоценный наряд…/ Но кони – всё скачут и скачут./ А избы – горят и горят».

Каким запомнили его друзья послевоенных лет?

Смешной студент Литинститута. Куцая шинелька пелеринкой, без хлястика, буденовка едва ли не со времен гражданской войны. Выданные в профкоме валенки, которые он носил в стужу, по раскисшему снегу, по лужам и по сухому асфальту. По мере стирания подошвы он сдвигал ее вперед и ходил на голенищах. Глуховатым голосом читал стихи в нижнем белье, стоя на кровати в общежитии. Стихи без красивостей, натяжек и без чуждой ему местечковости. Мы знаем о некоторых смешных поступках Эмки: о том, как пришел на стриптиз с подзорной трубой, как телефонную трубку по рассеянности положил в тарелку с супом…

«Хотелось жить, хотелось плакать,/ хотелось выиграть войну./ И забывали Пастернака,/ как забывают тишину».

«Гуляли, целовались, жили-были…/ А между тем, гнусавя и рыча,/ шли в ночь закрытые автомобили/ и дворников будили по ночам».

20 декабря 1947. «Эмка, ты куда?» – спросонья спросил Расул Гамзатов, сосед Коржавина по Литинституту, когда тот разбудил его, чтобы попрощаться. Эмку уводили на Лубянку…

Сколько было испытаний – многие думали, он не выдержит, не вернется. Но каждый раз Эмка, кажущийся таким грузным и больным, возвращался с того света. Каждый раз возвращался. А теперь он ушел.

Не уходи, Эмка!

 

 

Пресс-служба ИСП

Опубликовано 10.07.2018 в 13:25 в рубрике Наши новости.