По вопросам вступления в Союз писателей звоните:

Тобольская Татьяна Станиславовна, 8 499-430-00-89 доб. (101)
ответственный секретарь приёмной комиссии ИСП.

Получать наши новости по электронной почте:

Введите ваш email:

Рубрика «Расскажи о себе на сайте ИСП». Николай Власов: Из серии моих журналистских расследований

Расскажи о себе на сайте ИСП

В данное время я член СОЮЗА ЖУРНАЛИСТОВ УКРАИНЫ, писатель, спецкор центральной медицинской прессы Министерства здравоохранения Украины. Кроме основных публикаций занимаюсь независимыми журналистскими расследованиями в медицине в масштабе Украины. Вышел сборник моих громких дел. Их шестнадцать. Одно из них представляю на суд читателей ИСП.

Смерть без похорон

(Из серии моих журналистских расследований)

     В один прекрасный день я ехал на рейсовом автобусе к себе на дачу. Ко мне подсела женщина и стала рассказывать прискорбную историю о смерти Миколы Головлева и о его непристойных похоронах: якобы его похоронили как собаку. Я не придал особого значения новости женщины, подумав, что этого не может быть, потому как этого не может быть никогда.
Дослушать историю до конца не пришлось. Автобус сделал остановку в нужном месте и я, извинившись перед женщиной, тут же поспешно сошел. Идти до усадьбы минут пятнадцать. На пути встретились мне еще несколько человек и в один голос с возмущением рассказывали всю ту же печальную историю о похоронах их односельчанина Головлева. Тут уже я был весь внимание, воспринимая их рассказы как реальность событий. Но одно дело посочувствовать, другое – принять как руководство к решительному действию, разобраться в всех тонкостях происшествия, ведь я тут «квартирант» и вмешиваться в него посчитал не в своей компетенции, но тут же отверг это убеждение.
Я тут же, не заходя к себе в мастерскую, направился первым делом в сельский совет. Председатель, человек средних лет, спокойный и рассудительный, встретил меня уважительно. На мой вопрос о похоронах ответил раздраженно:

Да, была у меня делегация из сельчан, просили помощи на похороны Головлева, но чем я мог помочь? Ведь у меня нет ни денег, ни транспорта, только одна печать. Это у председателя, вернее, фермера есть всё с избытком.

Я так и сделал, направив свои стопы к оному, примерно зная ответ на свои вопросы, и я не ошибся. Встретил меня высокомерный, презрительный взгляд по отношению к представителю прессы. Фермер бросил в сторону вошедшего посетителя пренебрежительно вопрос:

С чем пожаловал, писака?
Я спокойно поправил:

Не писака, а журналист, – затем полюбопытствовал: – Меня интересуют похороны вашего работника Головлева. 

И тут получил то, что ожидал:

У меня не похоронное бюро. Нет у меня свободного автотранспорта, нет досок на гробы. Тут умирают почти каждый день, и если я буду всех хоронить, то превращусь в Безенчука – гробовых дел мастера из «Двенадцати стульев». Пусть похоронами занимаются родственники.

Но у Головлева нет таковых! – парировал я. – Потом, эти люди всю жизнь работали на вас, господин фермер. Литературу вы помните, но забываете долг перед ними. А долг Головлеву огромный. Он горбатился на ваших полях, пас коров и выполнял безропотно все работы. Народ вашего села возмущен вашим отношением к усопшему. Спасибо за исчерпывающие ответы.

Я высказал все то, что накипело в душе за эти пять минут общения с новым Троекуровым, и покинул затхлое помещение. Было все яснее ясного: после развала колхоза люди села не были нужны.
Я зашел в фельдшер-акушерский пункт и встретился с заведующей. Разговор тот же самый: смерть и похороны Головлева. Женщина не имела понятие об этом, хотя ее обязанность как первого лица – констатировать смерть. Возможно, она была насильственной, что имело немаловажное значение в таких случаях и требовало совместного с участковым милиционером расследования. Но, увы! Участковый тоже был далек от этого события. Он цинично заявил:

Если я буду заниматься смертями, то мне грош цена в базарный день. У меня есть дела важнее.
От встречи с сельским детективом уяснил себе, видя «троекуровские» хоромы блюстителя порядка, что в селе нет защитника прав сельского труженика. Уходил я от всех чиновников с болью в сердце и с огромным желанием, насколько это в моих силах, потормошить сытую, беспечную жизнь прислужников власти. Оставалось выяснить дальнейшую участь Головлева. Я зашел к его соседям. Те рассказали вопиющую историю. Они уважительно относились к соседу, зная его печальную судьбу. Его жена в ранней молодости оставила Миколу Головлева с малолетней дочкой. Он как мог воспитывал ее, а она, когда выросла, пристала к цыганскому табору и ушла с ними бог весть куда. Одиночество заполнило всю его дальнейшую жизнь. Чтобы хоть как-то заглушить его, Головлев работал в колхозе до изнеможения, но не только там. Он пошел в свободное время «в люди»: кому помочь по хозяйству, в основном немощным старикам, потому как «троекуровы» не имели понятия о заботе обездоленных сельчан, потерявших здоровье на их полях. Кому переложить печь, кому наколоть дров, наносить воды, натопить печь и другую работу. Были случаи, рассказывают соседи, что Микола в лютые морозы спасал от холода в нетопленой хате многих обездвиженных стариков. Он не требовал платы за свой труд, будучи доволен тарелкой супа и чаркой самогона.
Я многое и сам знал о Головлеве, с которым у меня сложились дружеские отношения, особенно после того как я помог оформить ему пенсию. Микола часто предлагал свою помощь по уходу за огородом. Он даже переложил печь. Словом, я сравнивал Головлева с тимуровцем, в шутку называл его таковым. Здоровье Миколы постепенно сдавало. Сказывался безропотный рабский труд в колхозе, причем за ничтожные гроши.  А когда нашли через неделю его среди лютой зимы в своей нетопленой хате мертвым, то отношение к нему со стороны руководства села было бездушно-плевое. Но люди выражали неподдельную скорбь по этому человеку. Случилось так, что по соседству поселился представитель олигархического клана, а попросту говоря, современный буржуй, построивший с согласия фермера в лесных госугодиях свое поместье, не шедшее ни в какое сравнение с троекуровским по размаху и беззаконию, то убогое строение и сам его хозяин не вписывались в рамки его соседства. Существовало мнение, что Головлева отравили. Вот почему не стали проводить следствие по поводу его смерти – из боязни вынести это преступление на общественный суд. Мало того, олигарх, он же директор Сумского мясокомбината, втайне от всех нанял цыган, которые ночью погрузили на сани тело Миколы в байковом одеяле, на котором покоился труп, притрусили соломой и отвезли на кладбище. Там не стали копать мерзлую землю, а нашли естественную ямку и «похоронили» его. Сверху положили охапку сена, прикидали снегом – и вся проблема, дешево и сердито.
Но в селе утаить что-нибудь от людского внимания трудно. Кто-то видел всю процедуру похорон и наутро разнес эту вопиющую весть.
Все село стало возмущаться содеянным кем-то. Начали требовать расследования преступления по всем законам криминалистики, сопровождая сравнениями похорон при фашистской оккупации во время Великой Отечественной Войны 1941–45 гг., когда немцы давали возможность хоронить по всем правилам. Давали доски на гробы и прочие атрибуты обряда. А тут похоронили человека как собаку, хотя таковую закапывали в землю. Народ требовал перезахоронения Головлева, а когда добились своего, то труп исчез.
Вся правда стала обширным материалом о «Смерти без похорон», посланной для публикации в центральные органы прессы. Вскоре раздался телефонный звонок из редакции. Звонил возмущенный главный редактор. Он разносил своего собкора за такой материал, угрожая последствиями, если он попадет на гранки газет: «Вас и меня завтра уволят с работы под фанфары! Где вы взяли такое? Печатать не будем. Вам понятно?»

Я понимал, что время не то. Правда колет глаза. Да ее никогда не было, нет и не будет. Потому имеем то, что имеем. Сказано по секрету. Большая часть журналистского корпуса коррумпированая, поправшая свое истинное призвание журналиста – писать правду!

P.S.:

История имела свое трагическое завершение. Редакция газеты, напечатав мою статью отправила в областную Госадминистрацию, та в свою очередь отфутболила ее в район. Наконец она легла на стол сельской администрации. Через день дача моя запылала синим пламенем и сгорела дотла в мое отсутствие. Никто не спасал ее, никто не тушил. На мои просьбы расследовать пожар следовали упреки: «Не лезь туда, где горячо!»

Материал предлагается в сокращенном виде

Спецкор Николай Власов.

Пресс-служба ИСП

Поделиться новостью в социальных сетях:

Подписка на новости:

Читатели @inwriter
Подписка через почту

Введите ваш email: