Наира Хачатрян

Спитак

В этот день я прогуляла занятие по детской челюстно-лицевой хирургии. Пошла сдавать экзамен на Высшие режиссерские курсы, которые организовали на киностудии Амо Бекназаряна. Я как следует выспалась и в приподнятом настроении стала одеваться-готовиться. И вдруг все затряслось: люстра качалась и билась об потолок, мебель стала двигаться… Вы знаете, что такое животный страх? Я теперь знаю. Я вылетела из квартиры и босиком помчалась вниз. Сосед снизу успокоил меня и велел подниматься и встать в проем двери. Когда я поднялась, тряхнуло второй раз. Потом все успокоилось, я собралась и вышла. Спокойно дошла до старой киностудии, сдала экзамен и вернулась. У подъезда встретила соседку, тетю Аиду, которая была медсестрой. Она куда-то торопилась и крикнула мне на бегу, что всех медработников мобилизуют и что случилось что-то страшное.

На следующий день в отделении детской челюстно-лицевой хирургии творился ад: хаос из раненых испуганных детей, родственников, волонтеров, врачей, студентов. Третья детская гудела и выла, и надо было быстро встроиться в весь этот хаос и понять, что делать дальше. Годы после этого детям восстанавливали лица, уши. А чем же были заняты мы? Поверите – не помню. Может, память действительно убирает весь негатив, чтобы человек мог выжить? Парни ушли в зону бедствия, а мы бегали, распределяли помощь, ухаживали за детьми, помогали врачам. В памяти отрывки каких-то событий.

Помню, в консерватории сидела женщина-экстрасенс и по фотографии определяла – жив человек или умер. Она приехала откуда-то из России. Это было необычно, поэтому врезалось в память. И вообще было ощущение того, что мы не одни, нам помогают, и это искренне, а не директива партии. Было много врачей из России, других республик, из-за границы. И это тоже было в диковинку – работа с людьми из стран, «идеологически чуждых нам».И еще очень запомнились пейджеры у заграничных врачей – тогда в Союзе их не было. Постепенно первая волна схлынула, детей распределили среди родственников и усыновителей, подсчитали жертвы и разрушения, как-то мобилизовались и стали жить дальше.

А дальше было еще труднее, но это уже тема для другого рассказа… А на курсы я поступила. Правда, они закрылись через год ввиду отсутствия финансирования и общей нищеты. Но дипломы нам выдали – ассистентов режиссера, красные такие, нарядные, из последних, видимо, средств. Он и сейчас у меня лежит напоминанием о землетрясении.

Опубликовано 11.12.2017 в 14:36 в рубрике Авторская колонка.